тайная круглая земля —
Честнейшая Херувим,
Славнейшая без сравнения Серафим,
Дай мне великие крылья, я птицей улечу
с корабля,
Камнем лягу к ногам твоим.
Сентябрь 1921
Потомки
Валериану Чудовскому
И вот на смену нам, разорванным и пьяным
От горького вина разлук и мятежей,
Придете твердо вы, чужие нашим ранам,
С непонимающей улыбкою своей.
И будут на земле расти дубы и розы,
И укрощенными зверьми уснут бунты,
И весны будут цвесть и наступать морозы
Чредой спокойною спокойной простоты.
Неумолимая душа твоя, потомок,
Осудит горькую торжественную быль,
И будет голос юн и шаг твой будет звонок
И пальцы жесткие повергнут лавры в пыль.
Эпический покой расстелет над вселенной,
Забвения верней, громадные крыла,
Эпический поэт о нашей доле пленной
Расскажет, что она была слепа и зла.
Но может быть, один из этой стаи славной
Вдруг задрожит слегка, услышав слово кровь,
И вспомнит, что навек связал язык державный
С великой кровию великую любовь.
Ноябрь 1920
Черным голосом кричала земля,
Меченосный ангел говорил поэту о чуде,
Били и бились, убивали и падали люди,
И на земле не осталось ни одного стебля.
От голода, от ветра ли закружились звезды,
Люди, звери, птицы, деревья и фонари,
И не стало ни утренней, ни вечерней зари,
Только черный, свистящий и режущий воздух.
Сердце кружилось, как гудящий волчок,
Оторвалась звезда и навстречу летела,
Острым алмазным краем мне сердце задела,
Брызнула кровь и тысячедневный исполнился срок.
От головокруженья дрожат ноги,
Я снова на пыльной, на белой дороге,
Верстовые столбы, пастухи и стада,
И к тверди прибита восточная звезда.
Май 1921
Весеннему цвету сердце радо,
А каждая весна ближе к последней весне.
За все утраты ждет весенней награды
И простой яблочный цвет видит во сне.
Сердце не забывай,
Есть другой черный рай.
Не опьянеешь в нем от яблони или клена,
Не услышишь крылатого пасхального звона,
И любовною речью не убаюкаешь слух.
Ножом убьет,
Огнем сожжет
Огненный Дух.
Гоморра, Мессина, Титаник, Россия,
Кровь, пепел, смерть.
Черным дымом закрыта твердь —
Твердое Божье сердце.
Богородицыных слез, звезд нет
И в огне погас свет,
– Господи вскуе оставил меня еси?
Голубь только крылами бьет, клюет пшеницу и рожь.
Сердце пронзит,
Плоть истребит
Огненный нож.
Май 1921
В. П. Покровскому
С Запада приезжают люди
И говорят, что у детей наших печальные глаза
Слушай, иноземец, качала их колыбели гроза,
И кормили пустые, сожженные тревогою груди.
Думаешь, сказка – двадцать пять миллионов
с глазами и голосом живых людей,
Из деревень соломенных возжегших
Сарданапалову зарю,
Бегущих за золотым зерном к Индийскому
щедрому царю,
И поющих срамные песни что всех твоих книг,
Иеремия, страшней?
Думаешь, сказка – рана от моря до моря,
То рекой разливается, то взбухает горою,
то черным гноится городом,
Холодом веет, воет голодом,
Горьким горюет горем.
Слушай, властью мне данной от Господа Бога
Единой и тайной властью бедного поэта,
На тебя, сытого, веселого, доброго, одетого,
Знающего куда всякая приведет дорога,
Я зову беду стоглазую, голую, неминуемую
с горящей головней в руке.
И когда ты замечешься в незападной,
нелюбовной, не нежной тоске,
Которой имени нет, а вширь она – весь степной
простор,
Когда станет тебе жалостным братом убийца,
поджигатель, вор,
Когда дом твой с утварью, твой город
с колокольней обоймет пожар, —
Из тебя вылетит прозрачный белый пар,
И вонзится в грудь острокрылая, окровавленная
человеческая душа,
И возвеселишься и скажешь: неисповедимы
пути твои, Господи, и живая душа хороша.
Август 1921
Человеческое забывчивое сердце, открытое
четырем ветрам,
Все, говорит, за покой отдам —
Первый глупый поцелуй первой глупой любви,
Долгожданный час над врагом торжества,
Звон и трепет славы в крови,
Ведь не скажешь: не расти на могиле трава.
Только одного не выжечь, не вырвать, не замолить
Гладкое море и в розовом тумане два стальных
корабля,
Мечущие огненных птиц, крики и смерти
и страхи на тебя, земля,
А на земле, колеблемая как земная колонна,
Господней грозою стоит
Та, что прежде любила песни, плоды,
и жаркие объятья
И громко всем четырем ветрам говорит:
Милая любовь моя, проклинаю тебя
страшным проклятьем.
Май 1921
Человек человеку – бревно.
Ал. Ремизов
Крепче гор между людьми стена,
Непоправима как смерть разлука.
Бейся головою и в предельной муке
Руки ломай – не станет тоньше стена.
Не докричать, не докричать до человека,
Даже если рот – Везувий, а слово
